«...Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство (Родичев с места: «К сожалению, это так» ). И вы, господа, имеете теперь последствия, Еще 13 июня 1916 г. с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, - привожу опять мои слова, - что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: «мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел».

Естественно, что на этой почве возникают слухи о признании в правительственных кругах бесцельности дальнейшей борьбы, своевременности окончания войны и необходимости заключения сепаратного мира. Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами? (аплодисменты слева, голоса: «Верно» ). У меня в руках номер «Берлинер Тагеблатт» от 16 октября 1916 г. и в нем статья под заглавием: «Мануйлов, Распутин, Штюрмер». (Б.В. Штюрмер в 1916 г. был Председателем Совета Министров и Министром внутренних дел, на момент произнесения данной речи - Министр иностранных дел. Манасевич-Мануйлов был при нем чиновником по особым поручениям и попался на вымогательстве. - Ред . ). Сведения этой статьи отчасти запоздали, отчасти эти сведения неверны. Так немецкий автор имеет наивность думать, что Штюрмер арестовал Манасевича-Мануйлова, своего личного секретаря. Господа, вы все знаете, что это не так и что люди, арестовавшие Манасевича-Мануйлова и не спросившие Штюрмера, были за это удалены из кабинета.

Нет, господа, Манасевич-Мануйлов слишком много знает, чтобы его можно было арестовать. Штюрмер не арестовал Манасевича-Мануйлова (аплодисменты слева, голоса «Верно». Родичев с места: «К несчастью, это правда» ). Вы можете спросить: кто такой Манасевич-Мануйлов? Почему он нам интересен? Я вам скажу, господа. Манасевич-Мануйлов - это бывший чиновник тайной полиции в Париже, известная «Маска» «Нового Времени», сообщавшая этой газете пикантные вещи из жизни революционного подполья. Но он, что для нас интереснее, есть также исполнитель особых секретных поручений. Одно из этих поручений вас может заинтересовать сейчас. Несколько лет тому назад Манасевич-Мануйлов попробовал было исполнить поручение германского посла Пурталеса, назначившего крупную сумму, говорят около 800 000 руб., на подкуп «Нового Времени». Я очень рад сказать, что сотрудник «Нового Времени» вышвырнул Манасевича-Мануйлова из своей квартиры и Пурталесу стоило немало труда затушевать эту неприятную историю. Вот, личного секретаря министра иностранных дел Штюрмера, господа, на какого рода поручения употребляли не так давно (голоса слева: «Верно», продолжительный шум ).

Председательствующий. Покорнейше прошу прекратить шум.

Милюков. Почему этот господин был арестован? Это давно известно и я не скажу ничего нового, если вам повторю, то, что вы знаете. Он был арестован да то, что взял взятку. А почему он был отпущен? Это, господа, также не секрет. Он заявил следователю, что поделился взяткою с председателем совета министров. (Шум. Родичев с места: «Это все знают». Голоса: «Дайте слушать, тише» ),

Председательствующий. Прошу г.г. членов Думы соблюдать спокойствие

Милюков. Манасевич, Распутин, Штюрмер. В статье называются еще два имени - князя Андронникова и митрополита Питирима, как участников назначения Штюрмера вместе с Распутиным (шум ). Позвольте мне остановиться на этом назначении подробнее. Я разумею Штюрмера министром иностранных дел. Я пережил это назначение за границей. Оно у меня сплетается с впечатлением моей заграничной поездки. Я просто буду рассказывать вам по порядку то, что я узнал по дороге туда и обратно, а выводы вы уже сделаете сами. Итак, едва я переехал границу, несколько дней после отставки Сазонова, как сперва шведские, а затем германские и австрийские газеты принесли ряд известий о том, как встретила Германия назначение Штюрмера. Вот что говорили газеты. Я прочту выдержки без комментариев.

Особенно интересна была передовая статья в «Нейе Фрейе Пресс» от 25 июня. Вот что говорится в этой статье: «Как бы не обрусел старик Штюрмер (смех ), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец (смех ). Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал, - господа, заметьте, - что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие, которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы, Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией. Он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную каску».

Откуда же берут германские и австрийские газеты эту уверенность, что Штюрмер, исполняя желание правых, будет действовать против Англии и против продолжения войны? Из сведений русской печати. В московских газетах была напечатана заметка по поводу записки крайне правых (Замысловский с места: «И всякий раз это оказывается ложью» ), доставленная в Ставку в июле перед второй поездкой Штюрмера. В этой записке заявляется, что, хотя и нужно бороться до окончательной победы, но нужно кончить войну своевременно, а иначе плоды победы будут потеряны вследствие революции (Замысловский с места: «Подписи, подписи» ). Это - старая для наших германофилов тема, но она развивается в ряде новых нападок.

Мы говорим правительству, как сказала декларация блока: мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете. Говорят, что один член совета министров, услышав, что на этот раз Государственная Дума собирается говорить об измене, взволнованно вскрикнул: «Я, быть может, дурак, но я не изменник». (Смех. ) Господа, предшественник этого министра был несомненно умным министром так же как предшественник министра иностранных дел был честным человеком. Но их теперь ведь нет в составе кабинета. Так разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою?

Когда вы целый год ждете выступления Румынии, настаиваете на этом выступлении, а в решительную минуту у вас не оказывается ни войск, ни возможности быстро подвозить их по единственной узкоколейной дороге, и, таким образом, вы еще раз упускаете благоприятный момент нанести решительный удар на Балканах, - как вы назовете это: глупостью или изменой? (голоса слева: «Одно и то же» ). Когда, вопреки нашим неоднократным настаиваниям, начиная с февраля 1916 г. и кончая июлем 1916 г., причем уже в феврале я говорил о попытках Германии соблазнить поляков и о надежде Вильгельма получить полумиллионную армию, когда, вопреки этому, намеренно тормозится дело, и попытка умного и честного министра решить, хотя бы в последнюю минуту, вопрос в благоприятном смысле кончается уходом этого министра и новой отсрочкой, а враг наш, наконец, пользуется нашим промедлением, - то это: глупость или измена? (голоса слева: «Измена» ). Выбирайте любое. Последствия те же.

Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что, надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать, - значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию - что это, глупость или измена? (голос слева: «Измена». Аджемов: «Это глупость». Смех ). Мало того. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек - потому что участие департамента полиции в последних волнениях на заводах доказано, - так вот, когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путем провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, - что это делается, сознательно или бессознательно?

Когда в разгар войны "придворная партия «подкапывается под единственного человека, создавшего себе репутацию честного у союзников (шум) и когда он заменяется лицом, о котором можно сказать все, что я сказал раньше, то это... (Марков 2-й: «А ваша речь - глупость или измена?» ). Моя речь - есть заслуга перед родиной, которой вы не сделаете. Нет господа, воля ваша, уж слишком много глупости. (Замысловский: «Вот это верно». ) Как будто трудно объяснить все это только одною глупостью.

Нельзя поэтому и население обвинять, если оно приходит к такому выводу, который я прочитал в заявлении председателей губернских управ. Вы должны понимать и то, почему у нас сегодня не раздается никакой другой речи, кроме той, которую я уже сказал: добивайтесь ухода этого правительства. Вы спрашиваете, как же мы начнем бороться во время войны? Да ведь, господа, только во время войны они и опасны. Они для войны опасны: именно потому-то во время войны и во имя войны, во имя того самого, что нас заставило объединиться, мы с ними теперь боремся. (Голоса слева: «Браво». Аплодисменты. )

Мы имеем много, очень много отдельных причин быть недовольными правительством. Если у нас будет время, мы их скажем. И все частные причины сводятся к одной этой: неспособность и злонамеренность данного состава правительства (Голоса слева: «Правильно» ).

Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании. (Голоса слева: «Верно!». ) Поэтому, господа, во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов, во имя нашей ответственности перед всем народом, который нас сюда послал, мы будем бороться, пока не добьемся той настоящей ответственности правительства, которая определяется тремя признаками нашей общей декларации: одинаковое понимание, членами кабинета ближайших задач текущего момента, их сознательная готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы.

Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти. (Шумные аплодисменты )«.

КОНТЕКСТ. В 1914 г. началась Первая мировая война, ставшая фатальной для Российской империи. Огромные человеческие жертвы, неудачи на фронте, экономические трудности, а главное неспособность Николая II объяснить обществу смысл ведения войны, подрывали престиж правящей династии.

1 ноября 1916 г., после значительного перерыва в работе, собралась Государственная Дума. К этому времени в стране сложился такой политический климат, что даже правые депутаты начали критиковать «бездарных министров». В своей нашумевшей речи на осенней сессии 1916 г. в Думе, текст которой распространялся по стране в списках, лидер кадетской фракции П.Н. Милюков доказывал, что вся политика царского правительства 1914-1916 гг. была продиктована «либо глупостью, либо изменою».

97 лет назад, 1/14 ноября 1916 года открыла свою работу последняя сессия IV Государственной думы, первый же день которой ознаменовался громким политическим скандалом - речью лидера российских либералов П.Н.Милюкова, получившей широкий общественный резонанс и прозванную современниками «штурмовым сигналом революции».

В этот день, по общему мнению, Милюков «превзошел себя» в ораторском отношении, а его выступление вылилось в настоящую осаду власти. Речь лидера конституционно-демократической партии содержала нападки на правительство, на премьера Б.В.Штюрмера, с прямыми обвинениями его в измене и подготовке сепаратного мира с Германией. «Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе» , - заявлял Милюков, подчеркивавший, что «у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты» , что она «опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни» и «пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою» . Затем, опираясь на материалы германских и австрийских газет, Милюков стал сообщать сведения, порочащие русскую власть, договорившись до того, что изменниками являются представители придворной партии, «которая группируется вокруг молодой Царицы» (т. е. Императрицы Александры Федоровны).

«Приводя свои разговоры с иностранными деятелями, бросая намеки на какие-то "германофильские салоны", которые "из Флоренции перекочевали в Монтре", называя чиновников, приезжающих в Швейцарию, якобы от Штюрмера, П.Н.Милюков умело создавал впечатление, будто ему известно много больше того, что он говорит» , - отмечал историк последнего царствования С.С.Ольденбург, по словам которого, «речь Милюкова слушали с огромным интересом и волнением; слушателям казалось, что перед ними приоткрывается завеса над тайнами закулисной правительственной политики» .

Заканчивая свою речь, Милюков несколько раз бросил с кафедры слова «что это, глупость или измена?» и под крики из зала «Измена!» резюмировал: «Выбирайте любое. Последствия те же» .

На резонную реплику из зала, брошенную лидером русских монархистов Н.Е.Марковым : «А ваша речь - глупость или измена?» , Милюков с пафосом заявил: «Моя речь - есть заслуга перед родиной, которой вы не сделаете. Нет господа, воля ваша, уж слишком много глупости.... Как будто трудно объяснить все это только одною глупостью» . Правые ответили на речь Милюкова обструкцией, выражавшейся шумом, стуком пюпитров и выкриками с мест, среди которых в адрес оратора не раз было брошено слово «клеветник». Однако преодолеть общее настроение они не смогли - думское большинство было на стороне Милюкова.

Речь Милюкова, вспоминал член Государственного совета П.П.Менделеев, произвела впечатление на всю страну. «По моему мнению, она дала последний толчок революционному движению. Я сам вернулся в этот день из Думы совершенно удрученный. В ушах звучала постоянно повторяемая в речи Милюкова трагическая присказка: "Что это - глупость или измена?" Ведь это спрашивал известный профессор, лидер кадетской партии и Прогрессивного блока! Значит, он располагал действительно бесспорными данными, дававшими ему право с трибуны Государственной думы бросать обвинения, или хотя бы подозрения, в измене, да еще, против кого? Против Русской Царицы! От такого обвинения кружилась голова. Страшно становилось за родину» . «Есть слова, которые обязывают к действиям, - отмечал в свою очередь близкий к кадетам Корженевский. - Ведь надо же было понимать слова в их настоящем значении. Ведь с трибуны Парламента императрица объявлена изменницей народу, предательницей России, а Дума?» .

Между тем, речь эта была откровенно демагогической, а брошенные Милюковым обвинения абсолютно бездоказательными. Даже соратник Милюкова по Прогрессивному блоку (правда, более правых взглядов) националист В.В.Шульгин счел их неубедительными. А социалист В.Л.Бурцев, при полном сочувствии к речи Милюкова, дал ей еще более определенную оценку: «Историческая речь, но она вся построена на лжи» . «...Впоследствии мы узнали, что оно (выступление Милюкова - А.И.) основывалось исключительно на клеветнических статьях вражеских немецких газет! Какое преступное легкомыслие» , - вспоминал П.П.Менделеев. Сам же Милюков, давая впоследствии объяснения, признал, что у него не было никаких данных в пользу тех обвинений, которые он озвучивал, и на деле он сказал не меньше, как тогда казалось слушателем, а много больше, чем знал на самом деле.

«Неопределенность обвинений при всей резкости тона была чрезвычайно характерна , - отмечал С.С.Ольденбург. - В сущности, "блок" ни в чем серьезном не мог обвинить правительство, кроме нежелания уступить место его кандидатам. (...) Но дело было не в частностях. Никто о них не думал. В страну с думской трибуны было брошено по адресу власти слово "измена". Было дано подтверждение, по внешности веское, зловещим слухам, роившимся в народе. Этого слова как будто только и ждали» . Действительно, мало кто тогда хотел устанавливать истину - достаточно было того, что речь Милюкова отвечала настроениям революционизировавшегося общества, ей хотели верить и безоговорочно верили, переписывали и перепечатывали, «дополняли» и «усиливали». Дошло до того, вспоминал жандармский генерал А.И.Спиридович , что даже «монархист Пуришкевич с помощью своего санитарного поезда развозил по фронту целые тюки этой речи» . В итоге «упрощавшая молва в народе и в армии гласила: член Думы Милюков доказал, что царица и Штюрмер предают Россию императору Вильгельму...»

Сам же Милюков, купавшийся в лучах славы, был уверен, что «1 ноября - эра». Правда позже он заверял, что совершенно не рассчитывал на тот эффект, который произвела его речь, и «скорее склонялся к первой альтернативе» , но «аудитория своими одобрениями поддерживала вторую» . Однако другой депутат Думы, трудовик А.Ф.Керенский, свидетельствовал, что вопрос, поставленный Милюковым, был чисто риторический, и ответ армии и народа мог быть только один - измена...

По словам же лидера русских монархистов Н.Е.Маркова, указывавшего на клеветнический характер речи кадетского вождя, «тут была и глупость, и измена - глупость всех тех, кто верит Милюкову, измена всех тех, кто во время опаснейшей войны подрывают высший авторитет, которым единственно держится государство...» . И правые, в отличие от либералов, оказались более дальновидными относительно последствий подобной политики. Если Милюков, требовавший устранения существующей системы, утверждал, что если бы к власти пришло «то правительство, которое мы желаем, мы совершили бы чудеса» (как известно, это правительство, сплошь состоящее из лиц, облеченных общественным доверием, не продержалось и трех месяцев), то монархисты предупреждали, что действия либералов ведут исключительно к революции. В ответ на речь Милюкова Н.Е.Марков пророчески предупреждал: «...вы, гг., по видимому не понимаете, что вы хотите сделать, и я вам указываю: вы хотите ввести в России революцию, чтобы революция разрушила все, худо или хорошо сложенное русское государство» .

Но, как справедливо отмечает историк российского либерализма Ф.А.Гайда, «развязка перестала пугать либералов. В их глазах речь Милюкова стала настоящей исторической вехой» и «по мере усиления ненависти к правительству постепенно слабел страх перед стихией» .

Правые надеялись, что речи Милюкова будет более чем достаточно, чтобы власть приняла решительные меры, направленные на пресечение подобных выступлений, особенно недопустимых в военное время. Они призывали власть к немедленному роспуску Думы, поскольку, как писал в эти дни один из вождей черной сотни А.И.Дубровин , «знамя борьбы с властью, поднятое 1 ноября Милюковым, в ноябре же должно быть и растоптано» . Но правительство фактически стерпело жесточайшее оскорбление и пошло на попятную. Премьер Б.В.Штюрмер, не придумал ничего лучшего, как подать на Милюкова в суд за нанесенное ему оскорбление, но при этом ничего не сделал для ограждения авторитета власти, за что вскоре был отправлен в отставку. Оппозиция справедливо расценила действия правительства как слабость и нерешительность, и градус оппозиционных выступлений стал нарастать с каждым днем, достигнув к 1917 году своего апогея и трагической развязки...

Когда со все большею настойчивостью Дума напоминает, что надо организовать тыл для успешной борьбы, а власть продолжает твердить, что организовать — значит организовать революцию, и сознательно предпочитает хаос и дезорганизацию — что это, глупость или измена?.. Когда на почве общего недовольства и раздражения власть намеренно занимается вызыванием народных вспышек... когда намеренно вызываются волнения и беспорядки путем провокации и при том знают, что это может служить мотивом для прекращения войны, — что это делается, сознательно или бессознательно?» — вопрошал Милюков*. Обвиняя верхушку тогдашней российской власти в политических и военных провалах, он подробно перечислил факты и имена, будоражившие общественное мнение. Риторическое обращение к залу, которым Милюков завершал несколько раз свои утверждения: «Что это, глупость или измена?» — стало крылатым.

ФАКТЫ И ДОМЫСЛЫ

Для оппозиционного либерального политика это был звездный час истории, поскольку как правительственный деятель Милюков после Февральской революции совершенно не преуспел: он был вынужден уйти из состава Временного правительства, всего лишь два месяца пробыв министром иностранных дел. Спустя еще полгода рухнула та власть, с которой Милюков связывал осуществление революционных чаяний. Более того, он все сильнее терял влияние в собственной партии, строительству которой посвятил всю свою жизнь.

Речь была запрещена, а газеты, которые должны были ее опубликовать, вышли с пустыми листами. Но самиздат уже работал вовсю, и вскоре выступление Милюкова знали в каждой образованной семье России

Да и был ли тот самый «звездный час» в ноябре 1916 года? Вряд ли мы точно узнаем, прав был Павел Николаевич Милюков или нет, когда впоследствии, в Гражданскую войну и особенно в эмиграции, уверял, будто совершенно не ожидал такого общественного эффекта от своей речи. Поскольку большинство белой эмиграции сочло Февральскую революцию роковой ошибкой, первой в цепи поразивших Россию беззаконий, Милюкову было, конечно, сподручнее оправдываться. Но не кривил ли он душой?

Как Милюков, так и его либеральные, и даже многие консервативные коллеги были еще раньше встревожены тем, что война, ведомая правительством Николая II, неизбежно приведет Россию к революции. Разнообразным пугающим слухам придавалось преувеличенное значение. Теперь-то мы практически уверены, что отсутствие решающих военных побед объяснялось чисто объективными причинами инфраструктурной отсталости России. И что даже в таких условиях Россия вполне могла рассчитывать на победу вместе с западными союзниками.

Но ждали не тяжелой войны с сильнейшим государством Европы, а легкой победоносной прогулки до Берлина и Вены. Когда этого не получилось, стали, конечно, искать виноватых. А там и до верховной власти было добраться недолго.

Получается, что имперский русский патриотизм и либералы сокрушили самодержавие совместными усилиями.

Факты речи Милюкова, прозвучавшей с трибуны Государственной думы, широко известны. Он старался убедить большинство депутатов в наличии неких темных сил, овладевших династией и ведущих страну к сепаратному миру. Хотя находились депутаты, возмущавшиеся такой постановкой вопроса, подавляющее большинство хором отвечало: «Измена!»

Это и создало эффект сильной речи, которая поэтому и была запрещена, а газеты, которые должны были ее опубликовать, вышли с пустыми листами. Но самиздат уже работал вовсю, и вскоре выступление Милюкова знали в каждой образованной семье России. И, конечно, верили ему, а не пожелавшему отмолчаться правительству. Верил и дипломатический корпус союзников.

ЗАГОВОРЩИКИ

Царь решил не придавать большого значения демаршу Милюкова. Он не стал накалять обстановку, а даже уволил в отставку первого министра Штюрмера — особенного нелюбимца Думы, чуть ли не главу «темных сил». Но мира в отношениях между ветвями власти это не прибавило. Даже взятый из среды самой Думы министр внутренних дел Протопопов подвергался постоянным нападкам как «предатель» и «ставленник распутинской клики».

Характерно, что в борьбе с «распутинским влиянием» зачинщиками всегда выступали черносотенцы. Они же и поставили роковую точку, убив Распутина в ночь на 30 декабря 1916 года. Заговорщиков возглавлял лидер крайних правых в Думе Пуришкевич. Убийство всем известного царского любимца, оставшееся безнаказанным, ужаснуло народ: раз можно убить царского фаворита, значит, можно добраться и до самого царя. Поэтому можно сказать, что в обострении революционной ситуации убийство Распутина сыграло более заметную роль, чем речь Милюкова, хотя она, возможно, в некоторой степени подтолкнула самих убийц, которые думали, что спасают монархию.

ДВЕ ДУМЫ

Что можно сказать сейчас, по прошествии ста лет? Да, Россия вела войну и управлялась в войну хуже большинства великих держав. Не обнаружено никаких достоверных свидетельств о том, что Николай II или кто-то из его окружения готовили сепаратный мир. Ни либералы, ни правые не причастны к организации тех народных выступлений в Петрограде в феврале 1917 года, сокрушивших монархию (хотя бы уже потому, что от народа их отделяла зияющая социальная пропасть). Мнение о том, что думские выступления оказывали решающее влияние на народные настроения, доказать в принципе невозможно.

Сейчас любят проводить какие-то параллели между нынешней ситуацией и предреволюционным временем. Смело скажу, что таких параллелей не вижу ни одной. Россия не ведет мировую войну в составе международной коалиции. У современной России вообще нет больших союзников, как и больших врагов. Следовательно, никакая внешняя сила не заинтересована в ее поражении.

Далее, Государственные думы, разделенные столетием, сходятся только по названию. Государственная дума начала ХХ века представляла то, что принято называть гражданским обществом. Многие депутаты избирались независимо от власти, вопреки ей и в конце концов составили ей мощную оппозицию. У них были свои источники дохода, связанные с частным бизнесом, а не с разворовыванием государственных ресурсов. Ничего похожего нет сейчас в помине. Нынешние депутаты Думы — часть чиновного аппарата государства.

Наконец, третий фактор. Степень развала государственности сейчас, по-видимому, превосходит ту, что имела место сто лет назад. Особенно ощутим развал правовой системы. Революцией меж тем и не пахнет. Российское государство может не бояться чудить дальше. Оно, как неуловимый Джо, просто никому не нужно за собственными пределами. Внутри них, кроме тех, кто имеет власть, по-видимому, тоже.

Документы

Из речи П.Н. Милюкова:

«<…> Мы потеряли веру в то, что эта власть может нас привести к победе. <…> С тех пор, как выявилось в Четвертой Государственной думе то большинство, которого ей раньше не доставало, большинство, готовое дать доверие кабинету, достойному этого доверия, с этих самых пор все почти члены кабинета, которые сколько-нибудь могли рассчитывать на доверие, все они один за другим систематически должны были покинуть кабинет. И если мы говорили, что у нашей власти нет ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты, то, господа, теперь эта власть опустилась ниже того уровня, на каком она стояла в нормальное время нашей русской жизни, и пропасть между нами и ею расширилась и стала непроходимою. Господа, тогда, год тому назад, был отдан под следствие Сухомлинов**, теперь он освобожден. Тогда ненавистные министры были удалены до открытия сессии, теперь число их увеличилось новым членом. Не обращаясь к уму и знаниям власти, мы обращались тогда к ее патриотизму и к ее добросовестности. Можем ли мы это сделать теперь?

Во французской желтой книге был опубликован германский документ, в котором преподавались правила, как дезорганизовать неприятельскую страну, как создать в ней брожение и беспорядки. Господа, если бы наше правительство хотело намеренно поставить перед собой эту задачу, или если бы германцы захотели употребить на это свои средства, средства влияния или средства подкупа, то ничего лучшего они не могли сделать, как поступать так, как поступало русское правительство. И вы, господа, имеете теперь последствия. Еще 13 июня 1916 года с этой кафедры я предупреждал, что «ядовитое семя подозрения уже дает обильные плоды», что «из края в край земли русской расползаются темные слухи о предательстве и измене». Я цитирую свои тогдашние слова. Я указывал тогда, — привожу опять мои слова, — что «слухи эти забираются высоко и никого не щадят». Увы, господа, это предупреждение, как все другие, не было принято во внимание. В результате, в заявлении 28-ми председателей губернских управ, собравшихся в Москве 29 октября этого года, вы имеете следующие указания: «мучительное, страшное подозрение, зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел». <…>

Господа, я не хотел бы идти навстречу излишней, быть может, болезненной подозрительности, с которой реагирует на все происходящее взволнованное чувство русского патриота. Но как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами?»

(Цит. по: «Документы ХХ века», http://doc20vek.ru/node/1428)

Из «Воспоминаний»:

«Я сознавал тот риск, которому подвергался, но считал необходимым с ним не считаться, ибо, действительно, наступал «решительный час». Я говорил о слухах об «измене», неудержимо распространяющихся в стране, о действиях правительства, возбуждающих общественное негодование, причем в каждом случае предоставлял слушателям решить, «глупость» это «или измена». Аудитория решительно поддержала своим одобрением второе толкование — даже там, где сам я не был в нем вполне уверен. Эти места моей речи особенно запомнились и широко распространились не только в русской, но и в иностранной печати».

(П.Н. Милюков, «Воспоминания», Нью-Йорк, 1955)

* Милюков Павел Николаевич (1859-1943) — политический деятель, историк, публицист. Лидер Конституционно-демократической партии. После Февральской революции — министр иностранных дел Временного правительства. Эмигрировал из России в ноябре 1918 года. Умер и похоронен во Франции.

** Сухомлинов Владимир Александрович (1848-1926) — генерал, в 1909-1915 годах — военный министр.

Кое-что можно сделать прямо сейчас.

«Даже не знаю, мне кажется, что я больше не верю... И что с этим делать, ума не приложу...» Эти слова я слышу ежедневно со всех концов земли, от представителей любых христианских направлений, с каждой ступеньки социальной лестницы.

Все они когда-то были очень набожны, но теперь, по разным причинам, почва веры уходит у них из-под ног - и они в панике.

Их страх понятен. Это действительно довольно страшно. Одно дело ставить под вопрос церковные устои или указывать на пробелы в религиозных системах, которые придумали сами люди, или даже покритиковать Библию и способы ее толкования. Со всем этим можно жить. Мы можем проходить через эти кризисы, но все равно продолжать твердо верить в то, что Бог есть и что Он благ. Бывают такие дни, когда это единственное, во что мы верим, но, как правило, этого достаточно.

Утрата веры - это больше, чем слабость воли.

Но что делать, если, несмотря на бессонницу, усиленные молитвы, бесконечные вопросы и напряжение силы воли, понимаешь, что уже не верится ни во что? Что делать, если сама реальность Бога (или того факта, что Бог благ) становится для вас непозволительной роскошью? Как выжить в эпицентре духовной катастрофы?

Не сдавайтесь. Бог достаточно силен, чтобы справиться с вашими сомнениями.

Чаще всего дело не в том, чтобы стать еще более упертым или «религиозным». В большинстве случаев люди начинают сомневаться, несмотря на постоянное чтение Библии, молитвы, регулярное посещение церкви, участие в церковном служении и желание верить от всего сердца. Они ни на миг не уклонялись от всех этих правильных вещей. Они на самом деле богобоязненные и активные христиане, вот только все эти действия перестали давать ясность, уверенность и комфорт, который обычно давали.

Почти все, кто обращаются ко мне в состоянии этой духовной пустоты и сухости, говорят, что чувствуют себя виноватыми. Они сокрушаются, понимая, что никто не может помочь им вернуть утраченное, и ругают себя за то, что не могут заставить себя верить как раньше, когда это получалось легко и просто.

Если вы сейчас находитесь посреди такой духовной бури, я не буду говорить вам, что есть способ быстро и просто вернуть свою веру. Я даже не могу сказать, что вы когда-нибудь ее вернете, по крайней мере, в ее прежнем виде. Возможно, вас ждет что-то совершенно непохожее на то, что вы переживали раньше.

Возвращение

И все равно нужно что-то делать. Вопрос - что?

Может, нужно больше молиться или начать изучать Библию в группе или почаще ходить в церковь. А может, и не надо. В конце концов, Бога можно найти не только в «духовных вещах».

Может, сегодня вам нужно просто оглянуться вокруг, всмотреться в знакомые очертания, послушать, прикоснуться, вдохнуть и попробовать на вкус. Может, самое лучшее, что вам нужно сделать, это просто еще раз обратиться к так хорошо знакомым вам вещам и занятиям, и заново принять их с благодарностью.

Когда принимаешь эти прекрасные, чистые, обозримые дары и ценишь их, то не можешь не признать и Дающего. Возможно, это вся вера, на которую вы способны сейчас, но ничего страшного. Просто жить и благодарить за жизнь - уже духовное искание; это святое отношение.

Меньше поворотов - быстрее к намеченной цели

Вы увидите, как чувство благодарности поведет вас прямой дорогой к потерянному чувству веры. Оно очистит путь к Богу от всякой грусти, разочарований, сомнений и даже религиозности.

«Глупость или измена?»

1 ноября 1916 года лидер кадетской партии Павел Милюков произнес в Государственной Думе ставшую знаменитой речь, которая, по мнению многих историков, и запустила драматический процесс революционного слома действовавшей в то время власти.

П.Н. Милюков выступает в Четвертой Государственной Думе. Петроград, 1916 год

Как случилось, что носившая вполне ситуативный характер и тактически приуроченная к остроте текущего момента речь лидера легальной думской оппозиции оказалась своеобразной прелюдией событий февраля 1917 года?

Милюков писал речь специально «к открытию Думы». Ее главный удар был направлен на премьера Бориса Штюрмера , однако лидер кадетов, по его собственному признанию, рискнул «идти дальше и выше фигурантов «министерской чехарды», вскрыть публично «темные силы», коснуться «зловещих слухов», не щадя и того источника, к которому они восходят», то есть императрицу Александру Федоровну и царскую чету как таковую. Он понимал, что его речь могла вызвать резкую реакцию верховной власти, повлечь за собой роспуск Думы и т. п., но был твердо намерен не отступать от своих замыслов, приурочивая их исполнение к наступавшему «решительному часу».

Сессия Думы открылась 1 ноября 1916 года (здесь и далее даты приводятся по старому стилю) речью председателя Михаила Родзянко, говорившего об армии, союзниках и войне до победного конца. Штюрмер и члены его правительства заранее знали о предстоящей обструкции и, не дожидаясь ее, покинули зал сразу после речи Родзянко.

Последующие прения поначалу носили рутинный характер. С критикой либералов выступали социал-демократы (меньшевики), свою неутомимую борьбу «с немецким засильем» продолжали правые, витийствовал Александр Керенский . Даже очередная декларация Прогрессивного блока, озвученная октябристом Сергеем Шидловским , оказалась скучной и невыразительной, в ней были опущены все «острые места». Декларация обвиняла министров в «неосведомленности», «некомпетентности» и враждебном отношении «к общественности», требовала скорейшего суда над бывшим военным министром Владимиром Сухомлиновым , которому вменялось в вину плохое снабжение армии, жаловалась на притеснение печати.

Милюкову пришлось в буквальном смысле спасать положение: сознавая, что беззубые и невнятные выступления ведут к утрате общественных симпатий, и не желая уступать голоса своих избирателей крайним левым, о чем он откровенно говорил за два дня до начала сессии французскому послу Морису Палеологу , лидер кадетов ринулся в бой.

«Это будет отвратительная Дума»

За день до открытия осенней сессии Думы, 30 октября 1916 года, императрица Александра Федоровна простодушно заметила в письме к мужу: «Это будет отвратительная Дума, но не надо ее бояться: если она окажется слишком уж плохой, ее можно будет закрыть». Отношения между правительством и Думой она прямо называла «войной»: «Это – война с ними, и мы должны быть тверды».

«Слухи о темных силах»

Милюков начал речь, сообщив депутатам о своем «тяжелом чувстве», и посетовал на потерю «веры» в способность власти «нас привести к победе». Назидательно поставив России в пример державы Антанты, которые «призвали в ряды власти самых лучших людей из всех партий» и тем самым заручились всеобщим «доверием», лидер кадетов обрушился с уничтожающей критикой на русское правительство. Оно, по его словам, действовало с точностью до наоборот: не желало опираться на «доверие» думского большинства, лишилось почти всех «сколько-нибудь» заслуживающих этого «доверия» министров (здесь подразумевались прежде всего военный министр Алексей Поливанов и министр иностранных дел Сергей Сазонов ) и в результате не имело «ни знаний, ни талантов, необходимых для настоящей минуты». Милюков заявил, что «пропасть», разделяющая власть и общество, «расширилась и стала непроходимою».

Кроме того, он обвинил русское правительство в дезорганизации страны, в провоцировании «брожения и беспорядков». Свое утверждение Милюков подкреплял не чем иным, как ссылками на расползание по России «темных слухов о предательстве и измене», каковые «забираются все выше и никого не щадят». «Зловещие слухи о предательстве и измене, о темных силах, борющихся в пользу Германии и стремящихся путем разрушения народного единства и сеяния розни подготовить почву для позорного мира, перешли ныне в ясное сознание, что вражеская рука тайно влияет на направление хода наших государственных дел», – подчеркивал оратор.

«Как вы будете опровергать возможность подобных подозрений, когда кучка темных личностей руководит в личных и низменных интересах важнейшими государственными делами?» – восклицал он. Милюков не испытывал затруднений в поиске доказательств. Лидер кадетов вооружился недавней статьей под названием «Мануйлов, Распутин, Штюрмер» из германской газеты Berliner Tageblatt от 16 октября 1916 года, из которой следовало, что замена Сазонова на посту министра иностранных дел летом 1916 года произошла при участии Ивана Манасевича-Мануйлова , Григория Распутина и близких к нему лиц – митрополита Петроградского и Ладожского Питирима (Окнова) и князя Михаила Андронникова , то есть тех самых «темных сил».

Лидер кадетов цитировал не только германскую прессу. Обвинив Штюрмера в германофильстве, вождь главной либерально-оппозиционной партии, как заправский националист, припомнил немецкие корни премьера и зачитал выдержки из передовицы венской газеты Neue Freie Presse от 25 июня 1916 года: «Как бы ни обрусел старик Штюрмер (смех ), все же довольно странно, что иностранной политикой в войне, которая вышла из панславистских идей, будет руководить немец (смех )».

Страшным приговором русскому премьеру и одновременно, напомним, главе МИД стали следующие вольные рассуждения австрийского журналиста (разумеется, в интерпретации Милюкова): «Министр-президент Штюрмер свободен от заблуждений, приведших к войне. Он не обещал, – господа, заметьте, – что без Константинополя и проливов он никогда не заключит мир. В лице Штюрмера приобретено орудие, которое можно употреблять по желанию. Благодаря политике ослабления Думы Штюрмер стал человеком, который удовлетворяет тайные желания правых, вовсе не желающих союза с Англией. Он не будет утверждать, как Сазонов, что нужно обезвредить прусскую военную каску».

При этом Милюков отметил «помешательство» кабинета министров на «идефикс революции, грядущей со стороны левых», подчеркнув, что «этой идефикс приносится в жертву все: и высокий национальный порыв на помощь войне, и зачатки русской свободы, и даже прочность отношений к союзникам».

Досталось и правящей династии. Как потом признавался Милюков в мемуарах, он решился вслух назвать «имя императрицы в связи с именами окружавшей ее камарильи». Однако во избежание наказания за такую вольность он «замаскировал» дерзкое утверждение цитатой из все той же венской Neue Freie Presse, где назначение Штюрмера министром иностранных дел было преподнесено как успех «партии мира, группирующейся вокруг молодой царицы».

Подводя итог разговору о Штюрмере, Милюков выразил уверенность, что «сюда» (в Думу) этот премьер «больше не вернется». Этим он сорвал новые аплодисменты, а также крики «Браво!».

ФАКТЫ БИОГРАФИИ ПАВЛА МИЛЮКОВА

Черный шар от Ключевского
В 1892 году 33-летний Милюков защитил 700-страничную магистерскую диссертацию «Государственное хозяйство России первой четверти XVIII века и реформы Петра Великого». Многие члены ученого совета Московского университета были за то, чтобы ее зачесть сразу как докторскую. Но неожиданно резко против выступил любимый учитель Милюкова – Василий Ключевский. По распространенной версии, будущий лидер кадетской партии был оскорблен настолько, что решил не защищать докторской диссертации.

Надпись царя Самуила

В 1898 году во время поездки в Македонию историк Милюков сделал важное научное открытие. У входа в небольшую церковь на берегу Охридского озера лежала плита правильной формы без каких-либо надписей. Велев перевернуть ее, Милюков на обратной стороне обнаружил древний текст, относящийся к эпохе Первого Болгарского царства. Это была надпись, датированная 993 годом и сделанная по приказу болгарского царя Самуила (ум. 1014). Она была признана одним из древнейших дошедших до нас кириллических текстов. С тех пор надгробная плита хранится в Национальном историческом музее Болгарии в Софии.

Квартирный ценз
Будучи основателем и признанным лидером кадетской партии, Милюков не был допущен к выборам в Первую и Вторую Государственную Думу по формальному основанию – несоответствию требованиям квартирного ценза: больше года не проживал в квартире, принадлежавшей ему по контракту. Тем не менее Милюков ежедневно посещал Таврический дворец и, как говорили, «дирижировал Думой из буфета».

«Вашингтонский обком»

В рождественские каникулы 1908 года Милюков посетил США и выступил там с лекцией о политической ситуации в России. В его честь был организован пышный прием. Однако на родине этот его визит, а особенно те оценки, которые давал Милюков положению дел в стране, были встречены очень неодобрительно. В русской крайне правой прессе появились статьи типа «О чем докладывал г. Милюков вашингтонскому правительству». Правые думские фракции, считая его поведение за границей «изменой Родине», устроили Милюкову настоящий бойкот, трижды сорвав его выступление в Думе.

Стакан воды

Владимир Пуришкевич

На одном из заседаний Думы в 1908 году депутат от монархистского Союза русского народа Владимир Пуришкевич, во время своего выступления заметив на лице Милюкова ироничную улыбку, бросил в него с трибуны стакан с водой. Стакан разбился у ног лидера кадетов. В том же году председатель Думы октябрист Александр Гучков вызвал Милюкова на дуэль, посчитав, что тот обвинил его во лжи. Шансы Милюкова убить опытного дуэлянта Гучкова оценивались как минимальные. Впрочем, секундантам удалось уговорить их уладить дело миром. Конфликт широко обсуждался в прессе, и вечером следующего дня лидеру кадетской партии все-таки досталось: по дороге домой он был жестоко избит неизвестными. Интересно, что в марте 1917 года оба – Милюков и Гучков – оказались членами Временного правительства: первый стал министром иностранных дел, второй – военным министром.

Милюков-Дарданелльский

С самого начала Первой мировой войны Милюков выступал за ведение ее до победного конца – прежде всего для того, чтобы Россия получила контроль над проливами Босфор и Дарданеллы, соединяющими Черное и Средиземное моря. За это он получил ироничное прозвище Милюков-Дарданелльский, которым сам впоследствии очень гордился.

Министр-рекордсмен

Став министром иностранных дел Временного правительства, Милюков установил своеобразный рекорд: он пробыл на этом посту меньше остальных глав внешнеполитического ведомства за всю историю России – два месяца и один день, с 1 марта по 2 мая 1917 года. Его преемник во Временном правительстве Михаил Терещенко занимал эту должность почти полгода. Кстати, вторым с конца после Милюкова по длительности пребывания на своем посту оказался последний советский министр иностранных дел Борис Панкин (28 августа – 19 ноября 1991 года).

Гибель Набокова

28 марта 1922 года на Милюкова было совершено покушение. В полном зале Берлинской филармонии он прочел полуторачасовую лекцию «Америка и восстановление России», по окончании которой раздались выстрелы. Милюкова успели бросить на пол, но террорист с криком: «Я мщу за царскую семью!» – вскочил на сцену и продолжил стрельбу. Ему преградил путь однопартиец Милюкова Владимир Набоков (отец писателя), которого в следующее мгновение смертельно ранил второй преступник. Покушавшиеся были задержаны толпой: ими оказались офицеры белой армии, желавшие отомстить Милюкову за отказ от вооруженной борьбы с большевиками. Бывший лидер кадетов после этой трагедии долгие годы помогал семье Набокова, в том числе и его ставшему впоследствии знаменитым сыну.

«Правда о большевизме»
Навсегда покинув Россию в декабре 1918 года, Милюков поначалу оставался непримиримым противником большевиков. Однако впоследствии его позиция стала меняться. «Есть случаи, когда Советская власть действительно представляет Россию», – говорил он. Милюков отказался от идеи вооруженного свержения власти большевиков и настаивал на признании основных результатов Октябрьской революции: республиканского строя, федеративного устройства, решения земельного вопроса путем распределения земли между крестьянами. В 1943 году после победы над фашистами под Сталинградом историк написал последнюю в своей жизни статью «Правда о большевизме», в которой отмечал, что «народ не только принял советский режим как факт, он примирился с его недостатками и оценил его преимущества».

«Мне жаль финнов…»

До самой смерти Милюков выступал за восстановление России в ее исторических границах. Поэтому в 1939-м он поддержал подписание советско-германского пакта, а также вхождение в состав СССР Западной Украины, Западной Белоруссии и прибалтийских государств. Он сожалел лишь о том, что к Союзу не была присоединена Варшава с окрестностями, ранее тоже являвшаяся частью Российской империи. Поддержал Милюков и действия СССР во время Советско-финляндской войны. «Мне жаль финнов, но мне нужна Выборгская область», – писал он. В годы Великой Отечественной войны, живя в оккупированной немцами Франции, бывший лидер кадетов горячо приветствовал победы Красной армии.

Киса Милюков

Похожим на Милюкова сделали своего героя Ипполита Матвеевича (Кису) Воробьянинова советские писатели Илья Ильф и Евгений Петров. «Очков он не носил. Однажды, решив, что носить пенсне негигиенично, Ипполит Матвеевич направился к оптику и купил очки без оправы, с позолоченными оглоблями. Очки с первого раза ему понравились, но жена… нашла, что в очках он вылитый Милюков, и он отдал очки дворнику. Дворник, хотя и не был близорук, к очкам привык и носил их с удовольствием». Интересно, что Анатолий Папанов, сыгравший роль Кисы в экранизации романа «12 стульев» (режиссер Марк Захаров, 1976 год), также внешне очень напоминал Милюкова.

«Дурак, но не изменник»

Впрочем, вовсе не этими грозными заявлениями запомнилась публике речь Милюкова, а знаменитым рефреном про «глупость или измену». Накануне выступления лидера кадетской партии один из министров (по-видимому, военный министр Дмитрий Шуваев ), услышавший, что Дума «собирается говорить об измене», воскликнул: «Я, может быть, дурак, но я не изменник». Улучив момент, Милюков, которому передали эти слова, повторил их во всеуслышание и поднял министра на смех: «Разве же не все равно для практического результата, имеем ли мы в данном случае дело с глупостью или с изменою?»

Развивая свою мысль, Милюков сначала в качестве примера привел ситуацию неготовности России своевременно поддержать вступившую в войну Румынию, которая терпела поражение от австро-германских войск. «Как вы назовете это: глупостью или изменой?» – вопрошал он. «Одно и то же!» – вторили ему единомышленники из зала.

Затем лидер кадетов напомнил, что исполнение намерения «умного и честного министра» Сазонова обещать Польше автономные права было отсрочено правительством и это дало возможность кайзеру начать формировать из поляков «полумиллионную армию». «Глупость или измена?» – снова спросил Милюков думцев. «Измена!» – послышались голоса. «Выбирайте любое. Последствия те же», – отчеканил вождь либералов.

Сентенция о нежелании правительства, «сознательно» предпочитавшего «хаос и дезорганизацию», внять призыву Думы «организовать тыл для успешной борьбы» из опасения, что это «значит организовать революцию», дала оратору основания опять повторить вопрос: «Что это, глупость или измена?» В разразившейся шутливой дискуссии мнения оппозиционеров разделились. Одни кричали: «Измена!»; другие, смеясь: «Это глупость!»

После этого Милюков обвинил полицейских провокаторов в намеренном разжигании протестов рабочих на заводах, обратившись к думцам: «Что это делается, сознательно или бессознательно?»

Намекая на обстоятельства отставки Сазонова, оратор говорил про него как про «единственного человека, создавшего себе репутацию честного у союзников», а виновной в его увольнении объявил «придворную партию». Однако произнести свой сакраментальный вопрос: «Глупость или измена?» – не успел. Милюкова перебил один из лидеров правых Николай Марков (Марков Второй), выпаливший: «А ваша речь – глупость или измена?» В ответ вождь либералов без ложной скромности назвал ее «заслугой перед родиной».

Заканчивая речь, Милюков, по сути, поставил перед Думой не входивший в круг ее полномочий вопрос о вотуме недоверия правительству. «Добивайтесь ухода этого правительства», – призывал он депутатов. А чтобы у тех не возникло ни малейшего сомнения, уместна ли такая борьба с верховной властью в условиях тяжелой войны с грозным врагом, оратор подчеркнул: «Да ведь, господа, только во время войны они [действующий кабинет министров. – В. В. ] и опасны».

Обращаясь к правительству, он фактически сжигал мосты: «Мы будем бороться с вами, будем бороться всеми законными средствами до тех пор, пока вы не уйдете».

Главной причиной занятой им непримиримой позиции Милюков назвал «неспособность и злонамеренность данного состава правительства», пояснив: «Это наше главное зло, победа над которым будет равносильна выигрышу всей кампании».

Борьбу с правительством надлежало вести, по его словам, «во имя миллионов жертв и потоков пролитой крови, во имя достижения наших национальных интересов, во имя нашей ответственности перед всем народом, который нас сюда послал». Итогом же этой борьбы должно было стать формирование кабинета, ответственного перед депутатами, и торжество трех провозглашенных Прогрессивным блоком принципов, каковыми являлись «одинаковое понимание членами кабинета ближайших задач текущего момента, их сознательная готовность выполнить программу большинства Государственной Думы и их обязанность опираться не только при выполнении этой программы, но и во всей их деятельности на большинство Государственной Думы».

Приговор старой системе власти, противившейся парламентскому правлению, был четко и недвусмысленно сформулирован под «шумные аплодисменты» в самом конце речи: «Кабинет, не удовлетворяющий этим признакам, не заслуживает доверия Государственной Думы и должен уйти».

«Наполненный гноем пузырь»

Лидер парламентской оппозиции сходил с трибуны под овацию большинства. Он был доволен собой и даже годы спустя, находясь в эмиграции после своего полного политического краха, с удовлетворением вспоминал: «Впечатление получилось, как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено напоказ коренное зло, известное всем, но ожидавшее публичного обличения».

Заседание Государственной Думы четвертого созыва в Таврическом дворце

Успех речи превзошел все ожидания. Прогрессивный блок обеспечил себе абсолютное доминирование в Думе, а Милюков закрепил за собой непререкаемое политическое лидерство. В свою очередь, кабинет Штюрмера, ошельмованный в Таврическом дворце, был практически обречен. Премьер некоторое время помышлял об отпоре и поднял в Совете министров вопрос о наказании строптивого думца, однако не нашел поддержки. Министры предложили своему председателю просто-напросто судиться с Милюковым по поводу его «клеветы», но Штюрмер принял решение «благоразумно воздержаться». Он также добивался роспуска оппозиционной Думы на «каникулы», но и в этом не преуспел.

Цензура запретила публиковать «крамольную» думскую речь Милюкова, как и некоторых других депутатов, но тексты выступлений перепечатывались на пишущих машинках и ротаторах в различных министерствах, штабах, общественных учреждениях и частных домах и миллионными тиражами распространялись по стране. При этом прозвучавшие в Таврическом дворце слова нередко дополнялись и «усиливались» разными доброхотами. Народная «молва» передавала из уст в уста: «Член Думы Милюков доказал , что царица и Штюрмер предают Россию императору Вильгельму».

Впрочем, по иронии судьбы лидер кадетов вообще ничего не утверждал, за исключением правильности программы своего политического блока. Во всем, что касалось конкретных фактов, Милюков лишь предполагал, вопрошал, намекал и недоумевал. Поэтому его невозможно было судить за «клевету», которой он, опасаясь нежелательных для себя последствий, предпочел ряд таинственных и многозначительных «инсинуаций».

Знаменитый публицист Владимир Бурцев – Шерлок Холмс русской революции, многие годы занимавшийся разоблачением агентов охранки в рядах революционеров, назвал это выступление в Думе «исторической речью», которая «вся построена на лжи». Сам Милюков, который, стоя на трибуне, всем своим видом давал понять, что знает гораздо больше того, о чем может открыто заявлять, впоследствии признавался, что все было с точностью до наоборот: сказал он намного больше, чем «на самом деле» знал.

Неожиданные последствия

Между тем последствия произнесенной Милюковым речи, по справедливому замечанию историка Сергея Ольденбурга , сына одного из лидеров кадетов – Сергея Федоровича Ольденбурга , «далеко превзошли истинные намерения оратора».

Во-первых, сразу после скандальной речи русская дипломатия должна была срочно устранять результаты этого швыряния камнями в стеклянном доме. Чтобы восстановить поколебленный престиж России, Министерство иностранных дел разослало правительствам союзных держав циркулярную телеграмму с опровержением слухов о сепаратном мире. Однако семена раздора и взаимного недоверия уже были посеяны и могли в перспективе дать самые неожиданные и пагубные всходы.

Во-вторых, царские министры стали откровенно побаиваться Милюкова и думской оппозиции, что, несомненно, радовало последних, но побуждало верховную власть наказывать провинившихся за отсутствие «надлежащего тона». Так, 4 ноября 1916 года военный и морской министры Дмитрий Шуваев и Иван Григорович в благожелательном и отчасти заискивающем ключе отчитались перед Думой в том, что война по воле императора будет доведена до победы. Депутаты тепло встретили обоих министров, а Милюков, взяв слово, по-своему истолковал их речи: «Военный и морской министры – на стороне Государственной Думы и народа». После заседания Шуваев, подойдя к Милюкову, пожал ему руку и сказал: «Благодарю вас».

П.Н. Милюков (сидит второй справа) с товарищами по Государственной Думе во время поездки парламентской делегации за границу. 1916 год

Данный эпизод, о котором стало известно Александре Федоровне, возмутил императрицу. Она сочла, что «Шуваев поступил хуже всех», и просила мужа заменить его на министерском посту генералом Михаилом Беляевым – «настоящим джентльменом». Царь исполнил просьбу жены: назначение Беляева состоялось в начале 1917 года.

В-третьих, «министерская чехарда» приобрела еще более спонтанный и хаотичный характер. Судьба Штюрмера была предрешена. Несмотря на все попытки Александры Федоровны сохранить на посту председателя Совета министров «такого преданного, честного, верного человека», Николай II был вынужден уволить государственного деятеля, к которому «никто не имеет доверия». Но выбор преемников оказался довольно скудным и в результате неудачным. Александр Трепов, назначенный премьером 10 ноября 1916 года, находился в непрерывном конфликте как с Думой, так и с императрицей, демонстративно отказавшей ему в доверии за враждебное отношение к близким ей Григорию Распутину и Александру Протопопову . За полтора месяца пребывания у руля Трепов неоднократно просил об отставке, пока наконец не получил ее. Новым (как выяснилось вскоре, последним) председателем Совета министров Российской империи, согласно выбору императрицы, в конце 1916 года стал князь Николай Голицын – пожилой и заурядный сановник. Никогда ранее он не занимал высоких постов и не имел необходимого опыта, но был во всем лоялен царской чете. Милюков считал премьера Голицына «полным ничтожеством в политическом отношении», а его двухмесячное пребывание во главе правительства впоследствии окрестил не иначе как «самоликвидацией старой власти».

В-четвертых, патовая ситуация, чреватая крушением всей системы управления, сложилась в ключевом ведомстве, ответственном за внутреннюю политику империи. Министр внутренних дел Александр Протопопов был полностью дискредитирован в глазах общественности и лишился доверия царя. Николай II отмечал его несостоятельность, элементарную неспособность «держаться определенного мнения» и с грустью писал жене, что «рискованно оставлять в руках такого человека Мин[истерство] внут[ренних] дел в такие времена!». Однако Александра Федоровна категорически возражала против увольнения Протопопова, который, как утверждала императрица, «будет на месте», «все наладит» и уже дал «стране» почувствовать свою «твердую руку». В итоге Протопопов был оставлен на посту только из опасения, что его уход будет воспринят «как полная капитуляция» перед Прогрессивным блоком и побудит оппозицию к началу нового «штурма власти».

В решающие дни февраля 1917 года, когда судьба трона во многом зависела от слаженности и эффективности действий подчиненных министра внутренних дел, последние не проявили ни того ни другого. Да и сам Протопопов, вопреки ожиданиям императрицы, так и не повел страну той «твердой рукой», которая смогла бы навести порядок в восставшей столице.

Наконец, громким отголоском речи Милюкова «Глупость или измена?» явилось убийство Распутина, олицетворявшего собой «влияние темных безответственных сил» и бесконечную «министерскую чехарду», в петербургском особняке князей Юсуповых в ночь с 16 на 17 декабря 1916 года. Но убийство «отца Григория», вопреки расчетам высокопоставленных организаторов и участников покушения, лишь усугубило ситуацию, привело к новой волне отставок и беспрецедентному падению престижа правящих верхов императорской России. Да и сам Милюков, назвавший это злодеяние «безобразной драмой», был далек от его одобрения. «Ничего» не меняя по существу, оно к тому же еще больше озлобляло «русского мужика». Народную молву о «мужике», добравшемся «до царских хором – говорить царям правду» и убитом «дворянами», было нетрудно предугадать, равно как и желание «коллективного русского мужика» отомстить всем без разбора «дворянам» за «гибель своего брата».

«Штурмовой сигнал к революции»

В какой-то момент либерал и оппозиционер Милюков, стремившийся всего лишь запугать верховную власть и заставить ее пойти на новые политические уступки, внезапно для себя узнал, что его речь приобрела «репутацию штурмового сигнала к революции». Такая характеристика озадачила его. «Я этого не хотел», – признавался он в мемуарах.

Когда весь последующий ход событий («победа» над премьером Штюрмером, нежелание верховной власти даровать «ответственное» правительство, рост общественной активности, получившая популярность «болтовня» о «дворцовом перевороте» и др.) стал подталкивать Милюкова и руководимую им политическую оппозицию к смелым и решительным действиям, он неожиданно для себя обнаружил, что находится отнюдь не в авангарде начатой им борьбы (или даже «войны»). В особенности после того, как его традиционно более умеренный соратник – правый кадет Василий Маклаков – выступил в кадетском кружке с докладом «о предстоящей революции».

Лидеру кадетской партии вовсе не хотелось «популяризировать» эту тему. Однако и он вскоре был застигнут врасплох, услышав «вполне конкретный вопрос: почему Государственная Дума не берет власть?». Милюков, как ему казалось, проявил находчивость и отшутился: «Приведите мне два полка к Таврическому дворцу – и мы возьмем власть».

Между тем в действительности так оно и вышло – в феврале 1917-го. «Я думал поставить неисполнимое условие, – резюмировал много лет спустя свой рассказ об этом эпизоде бывший лидер бывшей кадетской партии. – На деле я невольно изрек пророчество»…

А уже через девять месяцев после февральских событий – 28 ноября 1917 года – Совет народных комиссаров Российской Советской Республики объявил кадетов партией «врагов народа».

Всеволод Воронин,
доктор исторических наук

МИЛЮКОВ П.Н. Воспоминания. В 2 т. М., 1990
ЧЕРНЯВСКИЙ Г.И., ДУБОВА Л.Л. Милюков. М., 2015 (серия «ЖЗЛ»)